Введение (Introduction). Проблема старения населения охватила уже большинство стран мира. С каждым годом на фоне уменьшения рождаемости в демографической структуре общества увеличивается доля пожилых людей, которые активно участвуют в политической, социальной, экономической жизни общества. Согласно средним вариантам прогноза ООН, мировая группа населения 65 лет и старше возрастет к 2050 году до 16% (для сравнения, в 1999 году эта цифра составляла 6%, в 2019 году – 9%) (Янцен, 2020: 72). Согласно данным Росстата, только в России в 2021 году доля численности населения в возрасте старше трудоспособного составляет 25,2%[1].
Данная тенденция приводит к резким изменениям в потребностях и возможностях граждан и имеет значительные последствия для социально-экономического благополучия и качества жизни (Забелина, Честюнина, 2021). Перспективным подходом к решению данной проблемы видится рассмотрение ее сквозь призму вторичной (поздней) социализации (Дробышева, Журавлев, 2016). Однако, с точки зрения научной проработки этой проблемы, в ней содержится еще много «белых» пятен. В частности, недостаточно раскрыты когнитивные механизмы поздней социализации. Неоднозначно трактуется вопрос о том, как восприятие времени жизни и себя в этом времени, влияет на процесс и результат социализации в позднем возрасте.
Проблему психологического времени у пожилых людей нельзя назвать широко исследованной в зарубежной и отечественной психологической науке. Исследования носят, скорее, единичный характер и ограничиваются, в основном, изучением временной перспективы. Кроме того, отечественные и зарубежные данные не всегда согласованы друг с другом, выполняются на различных (по признаку культуры) выборках и в соответствии с различными методологическими принципами. Вследствие этого, не складывается целостной картины психологического времени у людей старшего возраста. Настоящее исследование стремится восполнить этот пробел путем проведения теоретического анализа (мета-анализа) имеющихся данных по заявленной проблеме, как в России, так и за рубежом.
Под психологическим временем понимается совокупность опосредованного психикой восприятия, представления, переживания и отношения личности к физическому времени жизни, обусловленная социальными, историческими, глобальными условиями жизнедеятельности человека и определяющая его поведение (Забелина, 2021). Это наиболее универсальный и объемный термин, включающий различные грани феномена субъективного времени. Структура психологического времени, согласно Т.А. Нестику, представлена когнитивным компонентом (временная перспектива, временной фокус, субъективный возраст, временные аспекты идентичности), аффективно-оценочным компонентом (эмоциональное отношение личности ко времени), а также ценностно-мотивационным (субъективная значимость времени как невосполнимого ресурса) и конативным (предпочитаемые способы организации времени) компонентами (Нестик, 2015).
Цель статьи – выявить основные направления в области исследования проблемы психологического времени личности пожилых людей, зафиксировать пробелы в знаниях и противоречия в имеющихся данных.
Методология и методы (Methodology and methods). Исследование представляет собой аналитический обзор, в основе которого лежит теоретический анализ литературы (мета-анализ). Всего для анализа было отобрано 47 работ (статей и монографий), релевантных теме исследования. Поиск источников осуществлялся в базах данных Web of Science, Scopus, E-Library и Cyberleninka. Основной пул анализируемых статей оказался сосредоточен в тематических журналах, например, Psychology and Aging, Ageing and Society и других.
Научные результаты и дискуссия (Research Results and Discussion). Результаты теоретического анализа показывают, что наибольшее внимание, как в отечественной, так и в зарубежной науке, отводится исследованиям когнитивного компонента психологического времени, в частности, временной перспективе. Под временной перспективой понимается конструкт, определяющий отношение человека ко времени, «неосознанный процесс, посредством которого постоянные потоки личного и социального опыта присваиваются временным категориям..., [включая] когнитивные рамки..., [которые] используются при кодировании, хранении и воспоминании прошлых событий, а также при формировании ожиданий, целей, непредвиденных обстоятельств и креативных сценариев» (Zimbardo, Boyd, 1999: 1271).
В целом, исследования возрастных аспектов временной перспективы показывают сложную и неоднозначную взаимосвязь возраста и субъективно переживаемого времени в разных странах. Наиболее общие тенденции таковы: 1) наибольшие качественные изменения временной перспективы наблюдаются в группе 40 – 49 лет, что может быть следствием «кризиса среднего возраста»; 2) более молодым респондентам (выборка США и Италии) свойственна выраженность фактора «Гедонистическое настоящее», а в более старшем возрасте возрастает удельный вес фактора «Будущее» (пик приходится на период с 50 до 59 лет — «второе дыхание»); 3) в группе «после 70 лет» возрастает роль прошлого как в его позитивном, так и негативном аспекте, а перед этим люди в возрасте от 60 до 69 лет проходят фазу с повышением «Фаталистического настоящего» (Сырцова и др., 2007). Эти данные отчасти находят подтверждение на российской выборке, в частности, в фиксации того факта, что с возрастом уменьшается ориентация на гедонистическое настоящее, а значение фаталистического настоящего, напротив, растёт.
Масштабное исследование, выполненное в Швеции на выборке людей старшего возраста (60-90 лет) показало отрицательную взаимосвязь возраста и таких показателей временной перспективы, как «Негативное прошлое», «Негативное будущее», а также выявило увеличение с возрастом значений по шкале «Фаталистическое настоящее» (Rönnlund, Åström, Carelli, 2017). Напротив, шкалы «Позитивное прошлое» и «Негативное будущее» с возрастом не менялись. Сбалансированная временная перспектива была сильно взаимосвязана с субъективным благополучием, однако было также установлено, что с возрастом эта взаимосвязь ослабевает (там же). Данные результаты могут свидетельствовать о том, что внешние события постепенно перестают сильно волновать людей пожилого возраста, они становятся более терпимы ко всему, что происходит и происходило, особенно к плохому (негативные события постепенно переходят в разряд нейтральных), во всем видятся положительные моменты. Материалы исследований на российской выборке также согласуются с этими данными (например, Балашова, 2016).
В клинической психологии исследования психологического времени у пожилых людей проводятся в рамках перцептивной парадигмы, которая предполагает рассмотрение восприятия времени как высшей психической функции (Балашова, 2017). Эта функция обладает системным строением и включает в себя ориентировку в текущем и прошедшем времени; оценку, отмеривание, воспроизведение и сравнение длительности временных промежутков; понимание последовательности и одновременности событий; временную перспективу, подразумевающую переживание времени как возможность эмоционального оценивания того или иного периода жизненного пути субъекта (там же).
В исследованиях Л.И. Микеладзе в качестве предиктора нарушений восприятия времени называется депрессия, свойственная пожилому возрасту (Микеладзе, 2014). Эмпирически доказано, что характер восприятия времени у пожилых людей ускорен, время течет замедленно лишь в ситуациях одиночества и отсутствия целенаправленной деятельности. Наиболее быстро для здоровых испытуемых время текло в ситуации занятости, для больных депрессией – в ситуации развлечения. Это может свидетельствовать о разном ценностном отношении испытуемых двух групп к этим ситуациям, о возможном влиянии изоляции и снижения профессиональной активности на особенности временной перцепции (там же).
В позднем возрасте происходят разнонаправленные изменения в восприятии времени, однако даже негативные изменения не приводят при нормальном старении к распаду этой функциональной системы. Напротив, система восприятия времени продолжает успешно выполнять свою роль в общем контексте адаптационных процессов, участвуя в регуляции психической и поведенческой активности. Так, «сохранность ориентировки в настоящем времени оптимизирует социальное функционирование субъекта; усиление представленности прошлого во временной перспективе является предпосылкой для его осмысления и «принятия», для формирования убеждения в ценности и значимости прожитой жизни, что приводит к оптимальному преодолению кризиса пожилого возраста» (Балашова, 2016: 2).
Существуют данные о том, что возрастные особенности временной перспективы подвержены изменениям под влиянием социально-экономических событий. В результате сравнительного анализа показателей временной перспективы, толерантности к неопределённости и субъективного благополучия в периоды до и после финансового кризиса 2008 г. исследователи обнаружили произошедшую адаптацию к новой посткризисной ситуации, которая проявилась по-разному в зависимости от возраста респондентов. Исследователи сделали вывод о том, что в пожилом возрасте толерантность к неопределённости снижается, что проявляется в снижении удовлетворённости жизнью (Зарубин, Сырцова, 2013).
Е.В. Лебедева отмечает, что в позднем возрасте наблюдается огрубление временного восприятия, выражающееся в изменении дифференциальной чувствительности по длительности, деформации субъективных временных эталонов, сужении диапазона субъективных оценок (Лебедева, 2004: 8). Основные изменения в отражении пожилыми людьми длительностей различного масштаба вызваны сменой типа оценочных шкал: переходом от шкалы отношений к более примитивной категориальной шкале. В связи с этим автор делает вывод, что «активный» метод шкалирования (отмеривания) обеспечивает более адекватное отражение временных параметров в пожилом и старческом возрасте, чем «пассивный» (вербальная оценка) (там же).
Большая часть исследований психологического времени в старшем возрасте выполнена в рамках когнитивного подхода. Когнитивная парадигма представляет собой комплексный синтез научно-методологических направлений, систем и способов, изучающих человеческую природу: память, внимание, действия, восприятие, эмоции и т.д. (Мецлер, 2015: 148). Представители данного подхода разделяют точку зрения о том, что по мере развития личности в онтогенезе и в процессе социализации происходят изменения в восприятии психологического времени (Брагина, 2013; Киреева, 2013; Сырцова и др., 2007). Однако, в отечественной научной литературе все более утверждается мнение, согласно которому старение не может рассматриваться как простая инволюция, угасание и регресс; скорее, это продолжающееся становление человека, включающее многие приспособительные и компенсаторные механизмы. Позитивные качества личности, такие как наличие жизненной цели, постоянный интерес к новому, освоение новых навыков по принципу компенсации являются стимулами формирования новых нейронных связей (Гехт, 2001; Королькова, 2001).
А.И. Мелёхин и З.А. Киреева отмечают, что в основе отношения ко времени лежит когнитивная модель восприятия, состоящая из когнитивных репрезентаций времени (Мелехин, Киреева, 2016). Именно когнитивная модель времени формирует целостную картину мира и представление места человека в нем. «Когнитивные репрезентации времени – это динамическая система субъективных представлений человека о временной протяженности действительности, обусловленная рядом внутренних и внешних факторов: индивидуально-динамическими и личностными особенностями, социокультурными процессами, состоянием физического и психологического здоровья» (там же).
Исследование когнитивных механизмов психологического времени в пожилом возрасте, как правило, осуществляется в двух направлениях: перспективном и ретроспективном исследовании восприятия времени. Респондентов просят оценить короткие или длительные временные интервалы или время выполнения того или иного задания. При этом акцент делается на ресурсах внимания и памяти (Мелёхин, 2015).
Эти направления прослеживаются и в зарубежной науке, и в подавляющем большинстве случаев они выполнены в рамках когнитивного подхода. Анализ работ обнаружил три исследовательских вектора: это концепция временной перспективы будущего (Demiray, Bluck, 2014; Daly, Hall, Allan, 2019; Korff; Biemann, 2020 и др.), изучение субъективного возраста (Blöchl, Nestler, Weiss, 2021; Kornadt, Weiss, Gerstorf, 2021 и др.) и исследование феноменов восприятия прошлого (Holman, Silver, 2016; Mello, Barber, Vasilenko, 2022 и др.).
Большая часть исследований посвящена поиску предикторов временной перспективы будущего в русле теории социально-эмоциональной избирательности (Carstensen, Isaacowitz, Charles, 1999). Согласно этой теории, эмоциональное благополучие пожилых людей обусловлено ограниченной перспективой на будущее, которая мотивирует их максимизировать благополучие «здесь и сейчас».
В качестве таких предикторов были выделены и экспериментально доказаны (на немецкой, английской, американской и швейцарской выборках): чувство одиночества, субъективное здоровье и удовлетворённость жизнью (Korff, Biemann, 2020). Авторы сообщают, что различия между людьми в субъективном здоровье, одиночестве и удовлетворенности жизнью на фиксированный момент времени, а также внутриличностные изменения во времени, субъективного здоровья и удовлетворенности жизнью влияют на временную перспективу будущего (там же). Данный вывод представляется не вполне логичным, поскольку временная перспектива будущего может сама по себе определять субъективное здоровье и удовлетворенность жизнью или, что более вероятно, эта связь является двунаправленной.
В качестве феноменов, связанных с временной перспективой будущего у пожилых людей, называют долгосрочное планирование будущего – мышление в долгосрочной перспективе, которое связывают с целым рядом благоприятных для здоровья привычек (отказ от курения и алкоголя, физическая активность и др.) и которое может влиять на заболеваемость и смертность (Daly, Hall, Allan, 2019); интерес к предпринимательской деятельности и социальная поддержка, например, открытая временная перспектива положительно связана с предпринимательской самоэффективностью, в то время как социальная поддержка положительно связана с ожиданием результатов (Caines, Earl, Bordia, 2019); личностные черты, например, более широкая перспектива будущего (особенно показатель будущих возможностей) связана с более высокой экстраверсией, соглашательностью, открытостью к опыту и добросовестностью, а также более низким нейротизмом (Hill et al., 2022) и чувством контроля (Li, 2020); увеличение продолжительности жизни и периода профессиональной карьеры (Biggs et al., 2017) и другие.
В то же время встречаются противоречащие результаты. Так, исследование на японской выборке, проведенное Х. Сугисава (H. Sugisawa) с коллегами, показало отсутствие связи между временной перспективой, социально-экономическим статусом и поведением, ориентированным на здоровье, у пожилых людей (Sugisawa et al., 2020). Данное противоречие заставляет задуматься о культурных различиях, которые также могут выступать дополнительным фактором временной перспективы в старшем возрасте.
Получено достаточно доказательств связи временной перспективы будущего с субъективным благополучием пожилых людей (например, Demiray, Bluck, 2014; Brianza, Demiray, 2019). Так, Б. Демирей и С. Блак (B. Demiray, S. Bluck) обнаружили, что более открытая и позитивная перспектива будущего связана с более высоким психологическим благополучием в старшем возрасте (Demiray, Bluck, 2014). Авторы предположили, что хронологический возраст и перспектива будущего действуют как противодействующие силы в построении психологического благополучия. В целом эта гипотеза подтвердилась: анализ эмпирических данных показал, что более высокие уровни хронологического возраста (в среднем возрасте) и наличие более открытой, позитивной перспективы будущего были связаны с более высоким психологическим благополучием (там же).
В другом исследовании (Brothers et al., 2016) было обнаружено, что прошлый опыт потери, связанный с возрастом, может привести к ограничению перспективы будущего, что, в свою очередь, ведет к снижению психологического благополучия. И наоборот, достоинства возрастного периода могут служить ресурсом для сохранения психологического благополучия, особенно когда кажется, что время истекает.
Отдельное направление исследований в зарубежной науке посвящено изучению субъективного возраста у пожилых людей и его связи с успешным старением. В рамках этого направления также наблюдаются противоречивые данные. Одно из противоречий связано с исследованием положительного влияния субъективного возраста на удовлетворенность жизнью. Подавляющее число исследователей приходят к выводу, что ощущение себя моложе (более молодой субъективный возраст) положительно влияет на удовлетворенность жизнью в пожилом возрасте (например, Blöchl; Nestler, Weiss, 2021). Однако, в некоторых исследованиях (например, Veenstra, Daatland, Aartsen, 2021) было установлено, что желание быть моложе зачастую связано с неудовлетворенностью жизнью и плохим физическим здоровьем.
Определенный выход из этого противоречия найден в исследовании М. Блёхл (M. Blöchl) с коллегами (Blöchl, Nestler, Weiss, 2021). Исследователи установили, что есть предел, между ощущением себя моложе хронологического возраста и чувством удовлетворенности жизнью. Люди, находящиеся в рамках этого периода, имеют самые высокие показатели удовлетворенности жизнью. Однако, выход за его пределы, наносит психологический вред и значительно снижает удовлетворенность жизнью (там же).
Второе противоречие связано с рассмотрением устойчивости и пластичности субъективного возраста. Изучение субъективного возраста у пожилых людей в период пандемии COVID 19 показало, что он не подвергся значимым изменениям (Wettstein, Wahl, 2021). Данный факт позволяет предполагать устойчивость субъективного возраста к трудным жизненным ситуациям. В то же время другое исследование показывает, что то, как пожилые люди чувствуют свой психологический возраст, может варьироваться на сиюминутной основе в зависимости от эмоционального состояния (Kornadt et al., 2021).
Так же, как и в отношении психологической перспективы будущего, делаются попытки выделить предикторы субъективного возраста у пожилых людей. В качестве таковых можно отметить: субъективное отношение к старости, например, более старший субъективный возраст связан с более негативным отношением к старению, тогда как более молодой субъективный возраст был связан с более позитивными взглядами на себя в пожилом возрасте (Hess et al., 2017); генетическая обусловленность, например, полигенные оценки образовательных достижений и благополучия показали связь с более молодым субъективным возрастом, а более высокие показатели нейротизма, индекса массы тела, окружности талии и депрессивных симптомов были связаны с более старшим субъективным возрастом (Stephan et al., 2019); физическое здоровье и физиологические процессы старения, например, люди, которые чувствовали себя старше своего хронологического возраста, являлись в реальности биологически более старыми (Stephan et al., 2021).
Сравнительно меньшая часть исследований посвящена вопросам временных аспектов восприятия прошлого. Так, явление временной дезинтеграции связывают со стрессовыми ситуациями в прошлом, а также с межличностными и внутриличностными различиями во временной перспективе прошлого (Holman et al., 2016). Обнаружена взаимосвязь ориентации на прошлое и более низкой самооценки у представителей различных возрастных групп, в том числе, и людей старшего возраста (Mello et al., 2022). Продолжаются исследования особенностей автобиографической памяти и ее нейронных механизмов у пожилых людей, в том числе в рамках клинической психологии (Xu et al., 2021; El Haj, Kapogiannis, Antoine, 2020). Отдельное направление исследований посвящено феномену «проспективной» памяти в старшем возрасте (prospective memory) (например, Gallant, 2019).
Таким образом, результаты мета-анализа позволяют заключить, что направления в изучении психологического времени у пожилых людей, как и исследуемые составляющие данного феномена, имеют специфику в российской и зарубежной науке. Представляется перспективной попытка сблизить данные направления, включив изучение временной перспективы будущего, фокуса на будущем и субъективного возраста в задачи отечественных исследований. Это потребует адаптации англоязычного методического инструментария на российской выборке, что можно рассматривать как задачу будущих исследований.
Заключение (Conclusions). Проблема психологического времени пожилых людей вызывает исследовательский интерес, как у отечественных, так и у зарубежных ученых. Теоретический анализ выявил дифференциальные стороны исследовательских подходов отечественных и зарубежных авторов. Так, отечественные ученые склонны рассматривать психологическое время пожилых в клинико-психологическом аспекте, анализируя перцептивную и когнитивную стороны обозначенной проблемы. Исследования зарубежных авторов лежат в русле трех основных направлений: временной перспективы будущего, субъективного возраста, временной перспективы прошлого.
Однако, внутри самих направлений исследований психологического времени в старшем возрасте, как в России, так и за рубежом, наблюдается достаточное количество противоречивых данных. В частности, не поставлена точка в вопросе устойчивости или пластичности субъективного возраста; не до конца понятно, как субъективный возраст связан с субъективным благополучием пожилых людей. Много спорных моментов еще содержится в описании механизмов взаимодействия субъективного здоровья, личностных качеств, удовлетворенности жизнью и временной перспективы будущего в позднем возрасте. Не полностью проработан вопрос о вкладе фактора культуры в формирование перспективы будущего у пенсионеров. Выявленные противоречия могут быть сняты в рамках будущих исследований компонентов психологического времени у пожилых людей.
Кроме того, часть феноменов, таких как временной фокус, отношение ко времени у пожилых людей, вообще остается за пределами мировых исследовательских интересов. Таким образом, проведенное исследование обозначает необходимость дальнейшего изучения психологического времени, особенно его когнитивного компонента, на российской выборке пожилых психически здоровых людей.
[1] Официальный сайт Федеральной службы государственной статистики (Росстат), «Старшее поколение» URL: https://rosstat.gov.ru/folder/13877 (дата обращения 13.02.2022)
Список литературы